Как сбежать из дурдома в реальной жизни
«Опасные прятки» – игра, по правилам которой подростки уходят из дома на сутки в неизвестном направлении, не сообщив никому о своем местонахождении и отключив телефон. Зачем? Ответ прост – таким образом дети пытаются консолидировать семью и надеются получить в ответ любовь близких. Об этой игре рассказал один из пользователей соцсетей, прокомментировавший объявление о пропаже 12-летнего школьника в Ростове-на-Дону. Случаи пропажи детей, похожие на игру, были зафиксированы не только в Ростове, но и в Зеленограде, где через сутки полиция все же нашла пропавшего ребенка. Сообщается, что это явление пришло в Россию с Запада, но там подобным образом развлекались взрослые - прятались на ночь в гипермаркетах и торговых центрах и снимали веселые ролики о ночных приключениях.
Теперь в нее играют в России и не взрослые, а дети. Информация об игре противоречива. По некоторым данным, "Опасные прятки" все же оказались фейком. Такой игры нет, все это – очередной вброс, утверждают СМИ. Правоохранительные органы и организация «Лиза Алерт», занимающаяся поиском пропавших людей, слухи об этой игре не подтверждают. Глава Минобрнауки РФ Ольга Васильева довольно абстрактно высказалась в том смысле, что если такое явление и существует, значит, игрокам что-то недодали в семье.
Однако, как выяснил «МИР 24», все не так-то просто. Существуют, как минимум, коммерческие мотивы организации подобных игрищ. В Санкт-Петербурге за квест «Игра в Прятки» – «настоящее приключение, которое переносит вас в совершенно другую вселенную, полную потайных комнат и тоннелей, непредвиденных загадок и сюрпризов», – придется выложить 600-800 рублей. Такие игры пользуются большой популярностью у родителей, которые заказывают их своим детям.
Но настоящие прятки выглядят куда более захватывающими и, увы, куда более опасными. Оказывается, само по себе явление не ново – группа с аналогичными (хотя и гораздо более масштабными) целями появилась ВКонтакте еще несколько лет назад, благополучно существует и по сей день, а судьба многих ее участников покрыта мраком.
«Психом однажды может стать каждый!» Санитарка «дурдома» о жестокости, Наполеонах и показных суицидах
Предупреждаем сразу: этот выпуск рубрики «Личный опыт» впечатлительным людям лучше не читать. В нем много жестокой, но жизненной правды. Бывшая санитарка одной из психиатрических больниц Карелии откровенно рассказала, что происходит там, за высоким забором. Как люди становятся психами, почему больные чаще всего зовут маму, как их можно уговорить работать за еду и как нужно себя вести, чтобы тебя не избили, и почему такого количества человеческого, простите, дерьма она не видела больше никогда в жизни.
Я работала санитаркой в психиатрической больнице, хотя у меня высшее образование. Был период, когда не могла найти работу, и знакомая из этой больницы предложила посодействовать в трудоустройстве. Если кто-то скажет вам, что в таком учреждении легко получить работу, пусть даже и санитаркой, это неправда. Несмотря на действительно большие и чаще всего не имеющие ничего общего с «обычной» работой нагрузки, люди дорожат своими местами, потому что неплохая зарплата и много льгот. Я готова рассказать о том, что я там увидела, хотя, конечно, не все.
В обычном медицинском учреждении пациент может запросто заглянуть в ординаторскую, поговорить с доктором. В психиатрической больнице не так: отделение, где содержатся больные, строго отделено от помещения, где работают врачи. У них свои дела: обход, назначения, заполнение истории болезни. Основное время с пациентами проводит как раз средний медперсонал (уколы, раздача таблеток), а еще больше — низший. Это мы, санитарки и санитары.
Каждый наверняка слышал такое выражение: «Родственники сдали его (ее) в психушку». Однако мало кто представляет, как сильно страдают те, кто год от года, сутки за сутками, живет рядом с психически ненормальным человеком. С тем, кто пребывает в мире, куда, с одной стороны, никому из нас нет доступа, а с другой — куда они постоянно стараются нас затянуть. Причем среди них есть и реально опасные люди, от которых никогда не знаешь, чего ожидать.
Психические больные буквально высасывают энергию из окружающих людей. Или это мы сами тратим столько энергии, чтобы создать некий щит для того, чтобы оградить от пагубного воздействия свою собственную душу? В стенах учреждения для душевнобольных крайне гнетущая и тяжелая атмосфера. Я читала, что в заброшенных дурдомах она сохраняется долгие годы, даже столетия.
Бытует мнение, что в подобных учреждениях работают жестокие люди, чуть не садисты. Это не так. Все везде и всегда зависит от человека. Конечно, эмоционально ранимые, как и слишком брезгливые люди здесь не задерживаются. Приходится каким-то образом отстраняться от того, что ты видишь и делаешь, иначе быстро сгоришь, приняв все на себя и не выдержав этого груза. Я считаю, что персонал психиатрических учреждений должны составлять хотя и стойкие, но вместе с тем и милосердные люди. Даже на санитарку такой больницы стоило бы обучать, как минимум, на каких-то курсах.
Психом однажды может стать каждый. Порой в человеке что-то ломается, и происходит непоправимое. Пациенты таких учреждений — не только пресловутые Наполеоны или те, кто получает через газеты зашифрованные послания от инопланетян. Есть история женщины, потерявшей мужа и двоих детей во время автокатастрофы, девушки, попавшей в психушку после группового изнасилования.
Опасна и депрессия, на которую родственники больного чаще всего не обращают никакого внимания. То есть не то чтобы не обращают, а говорят близкому человеку, например, следующее: «Что ты дурью маешься? Займись чем-нибудь!» Или что-либо в этом роде. А человек просто не в состоянии чем-то заняться, он нуждается в помощи, и когда эта помощь не приходит вовремя, психика больного может серьезно пострадать.
Тем не менее некоторые случаи откровенно раздражают. Чаще всего это показной суицид. Таких случаев много, и вот один из примеров: девушка поссорилась с парнем и наглоталась таблеток от повышенного давления, которые взяла в шкафчике своей мамы, когда той не было дома. Однако почти тут же она пошла к живущей неподалеку подруге, чтобы «поговорить», где ей, разумеется, стало плохо и была вызвана «скорая». А потом она попала к нам. Для чего? Чтобы на некоторое время занять койку, которая по-настоящему кому-то нужна?
Такие «больные» сразу начинают плакать, проситься домой и говорить, что просто «так вышло». Сразу никуда и никто их не отпускает, и им приходится лежать по соседству с откровенно ненормальными людьми. А не лучше ли было подумать, какую травму способно нанести близким подобное глупое показушничество?! Как правило, эти люди к нам больше не попадают. Одной совершенной в жизни глупости им хватает, чтобы одуматься раз и навсегда.
Больше всего мне было жалко стариков обоего пола, которых родственники в самом деле порой старались спихнуть в больницу (пусть и на платную койку), лишь бы не ухаживать самим. Эти бабушки и дедушки, даже если они и потеряли связь с реальностью, не представляют никакой угрозы для окружающих. Если у кого-то из них и случаются приступы агрессии, это легко купируется специальной терапией. Другое дело, что их сыновьям, дочерям, внукам не хочется менять памперсы, кормить с ложки, терпеть какие-то причуды стариков. Многие из них мажут стены дерьмом — куда уж стерпеть такое в квартирах с крутым ремонтом!
Никогда не забуду бабушку, которая сутками сидела на кровати, думая, что это скамейка на вокзальном перроне, и со слезами на глазах повторяла: «Да когда же за мной приедет мама и заберет меня отсюда!» Многие из них почему-то зовут именно маму, и этой старушке предстояло ждать ее до конца жизни и встретиться с нею уже за неким пределом. Но ее мог бы забрать кто-то другой и позволить ей умереть не в стенах казенного учреждения. Однако этого не случилось.
С другой стороны, чей-то «вечный бред» никогда не станешь слушать, иначе сама свихнешься. Порой, да, под настроение, хочется кого-то обнять, посидеть рядом с ним, утешить, принять что-то на себя. Но вот как раз в это время некто другой, рядом, простите, обкакался! И тогда ты, конечно, идешь к нему.
«Грязной» работы, конечно, было много. Прошу прощения, но такие кучи человеческого дерьма мне никогда не забыть! Многие больные могли начать «делать свои дела» в самой непредсказуемой ситуации, не контролируя себя. Когда начинаешь убирать, как бы отключаешь реакцию сознания — действуют только руки и тогда все просто, потому что со временем в такой ситуации притупляется даже обоняние. Пациентов я за подобные «провинности» не ругала, потому что от этого, как правило, никакого толку. Хотя за день раздражение, конечно, накапливалось.
Прибегала ли я в плане уборки, скажем так, к услугам других больных? Да, но не путем угроз, а за еду. Большинство ненормальных людей очень много едят, при этом обладают огромной физической силой. «Самые сильные — это психи», — такую фразу я услышала в первый день работы. Почему сильные, объяснили: мышцы человека обладают гораздо большими возможностями, чем проявляемая ими сила. Ограничителем выступает мозг: для того, чтобы мышцы попросту не порвались. А у психически больных людей такой «предохранитель» отсутствует. Потому, к примеру, казалось бы, немощные старики и способны разрывать в клочья памперсы.
Прием пищи — это отдельная тема. Один из самых важных, знаковых моментов для пациентов психиатрической больницы — это завтрак, обед и ужин. Тут оживление начинается за час, даже за два, причем даже среди тех, кто вроде бы ничего толком не понимает. Видимо, некие биологические часы есть у всех.
Для «психов» важен не вкус пищи, а ее количество. Главное следить, чтобы никто ни у кого ничего не отбирал. Я бы не сказала, что больных кормят плохо: конечно, это не санаторий, но в целом при нашей жизни иногда и в семьях нет такого питания. Когда я впервые шла дежурить в изолятор, очень переживала, боялась. Но одна медсестра мне сказала: «Купи пару буханок хлеба в нарезке». Я так и сделала. Дашь кусок хлеба — и все будет нормально, пациент спокоен.
Проблема уважения и признания личности больного существует в любом учреждении, в том числе и в психиатрическом. Почти все санитарки, медсестры ругаются матом. Я и сама так делала, хотя раньше никогда не употребляла ненормативную лексику. Мат — простейшая энергетическая подпитка низкого качества, но такая все же лучше, чем ничего. Но я материлась «в пространство», не на больных. И еще никогда не обращалась к пожилому пациенту на ты, не заталкивала связанному или лежащему больному ложку горячей каши в рот, потому что ему придется лежать с вытаращенными глазами и с мучительным выражением лица.
Смирительных рубашек давно уже нет, но все равно связывание существует. В большинстве случаев это необходимость. К каждому больному не приставишь санитара! В дневное время неагрессивные, более-менее адекватные больные свободно перемещаются по коридору, смотрят телевизор, играют в настольные игры, а также гуляют во дворе. Ночью двери в палаты запираются снаружи, свет не гасится.
Угроза агрессии пациентов в отношении медперсонала всегда существует. И пресловутое правило никогда не поворачиваться к психическому больному спиной действительно одно из главных. В первое время меня, как новенькую, а еще зазевавшуюся, пациенты били не раз, и это всегда была в большей степени психологическая травма, потому как подобное поведение никак не было спровоцировано с моей стороны. Представьте, что к вам на улице подойдет человек и ни за что ни про что ударит вас по лицу! Вы испытаете то же самое. Потом больные постепенно привыкают к тебе, а ты привыкаешь к ним, и проблем уже гораздо меньше.
Разумеется, за больными нужен глаз да глаз! В отделении была пациентка, которая раз за разом пыталась выброситься из окна. Вопреки представлениям, решеток на окнах психиатрической больницы нет, потому что это не тюрьма. Несколько раз эта больная все-таки пробивала головой стекло и прыгала вниз. Что удивительно — никогда ничего себе не ломала, да особо почему-то и не резалась!
С врачами я не общалась, я была санитаркой. И все-таки у меня сложилось определенное мнение о нашей современной психиатрии. «Психи» особо никому не нужны. Мне кажется, задача психиатра — подобрать человеку диагноз из имеющихся в некоем списке, а потом назначить таблетки из другого списка. А тратить душевные силы на то, чтобы индивидуально подойти к пациенту, никто то ли не хочет, то ли не может.
Почему я все-таки уволилась из больницы? Потому что вне работы стала видеть, замечать, сколько вокруг ненормальных людей. Они есть везде, их можно встретить среди клиентов любого учреждения. При этом никто из них наверняка никогда не лечился в психушке. Однако, поработав в «дурдоме», всегда определяешь потенциальных пациентов по лицам, движениям, взглядам. Сейчас, получив другую работу, я стараюсь от этого отходить. И все же не отказываюсь от мысли о том, что психическое здоровье нации — под угрозой.
«Плевать с кем, уйду в любое время, денег нет»
«Уйти из дома? но, нескем. и куда?? – гласит объявление группы (здесь и далее стилистика, пунктуация и орфография оригинала сохранены – прим.ред). – Тебе все надоело (заменено ред.)? Тебе предки ничего (заменено ред.) не разрешают?? Они тебя не понимают?? Не пускают гулять с друзьями когда надо?? Постоянно орут и срывают зло на тебя по поводу и без. Они тебе дают недостаточно корманных денег на гуляния. Ты иногда хочешь уйти из дома. Жизнь превратилась в сплошной кошмар и черти овлодели твоим разумом. Тогда тебе сюда. »
Далее создатель группы развивает свою мысль более миролюбиво: «у кого нибудь такое бывало?? вам что то не разрешают. запрещают. да, мы знаем, что они это всё делают ради нас, НО. это иногда начинает уже БЕСПОКОИТЬ (заменено ред.). СВОБОДУ. дайте СВОБОДЫ хоть немного. ИБО. нас это уже внатуре начинает задалбливать. »
Желающих уйти – и 5 лет назад, и сегодня – довольно много. Это не специальная столичная болезнь перекормленных детей из хороших семей. Рвутся на волю отовсюду. В дискуссии «откуда вы» перечислены практически все российские города и ближнее зарубежье.
Объявления гласят: «ищу людей кто РЕАЛЬНО собираеться уходить из дома жить в лес НАСОВСЕМ», «я в Москве ищу подруг чтоб слинять в Европу перед отъездом законная операцыя на большие деньги в инете подробнее при встрече», «этим летом ухожу жить к черному морю.. собираю группу для отшельничества», «Зовут Санек мне 13 , живу в жутких условиях . Свалю из дома с кем нибудь своего возраста .я из Москвы», «Москва, мои идеалы не принимают в серьезе ,15 лет. Уйду с кем-нибудь , но не факт что буду долго путешествовать и жить с вами», «Из Москвы, 16 лет, с собакой», «Улан-Удэ после учебы планирую жить жизнью вольного странника! )))» «свалить из дома не проблема, проблема чтобы не остаться одному, чтобы рядом были такие же как и сам. ведь в одиночку трудно», «свалю куда угодно, лишь бы подальше! Пишите! Срочно. », «Мне 13, я хочу свалить, хочу свободы. Моя мечта обойти пешком весь мир», «В чебоксарах быстрее хочу збежать прямо сейчас денег немного есть и еды».
Некая Лена «собирает группу»: «Бегу 15 ноябрь в Питер из Иванова. План и деньги(11тыс.) есть. Мне 12лет. Лена».
Александр заботливо сообщает: «Эту группу давно забросили. вступайте в актуальную группу!» – и дает ссылку.
Арина в отчаянии: «Плевать с кем! Главное чтобы было куда. Пишите – можем гулять по гаражам с утра до ночи!»
Радомир делится опытом: «Перед тем как собраться в путь, нужно собрать как можно больше необходимых вещей, должны быть знания по выживанию и хотя бы немного денег.. А куда бежать? Ответ есть – экопоселение. Люди будут рады принять вас – они помогут и словом и делом. Регион – Алтайский край, Район – Чарышский – ведь только тут добродушные люди, чистая природа и возможность убежать от суеты и несправедливости. Поездом или самолетом до г.Барнаул, далее автобусом. Позвоните по телефону – добрые люди объяснят как дойти до поселения. Местоположение живописное. Прежде чем убегать из дома – 7 раз подумайте: сможете ли вы выжить вне тепличных условий».
Тигран, 14 лет, сразу уточняет, что он не спонсор: «денег нет. В любое время. В любой день главное чтобы было где переночевать недельку хотябы. Максимум месяц».
Еще одна участница группы пишет: «Тебе всё надоело? Живешь не своей жизнью? Тогда присоединяйся! Набирается группа единомышленников с дальнейшей целью жить общиной и не зависеть от социума, страны и рабства. Неважно кто ты, если думаешь так же, давай объединятся! Конечная цель – жить отдельной общиной свободомыслящих и независимых людей».
Напомним, это цитаты из сетевых сообществ почти пятилетней давности. Все описанные выше драмы разыгрывались в 2013 году.
Мой неудавшийся суицид: каникулы в психиатрической лечебнице
Что бы вы чувствовали, если бы одним прекрасным утром проснулись в помещении с зарешёченными окнами, вокруг – люди в белых халатах, и вы при этом не помните предысторию попадания в психиатрическую больницу? Кажется, что всё вышеописанное – завязка какого-то фильма ужасов, но это реальные события, которые произошли с героем нашего интервью.
Молодой человек анонимно рассказал корреспондентам VSE42.Ru, как попал в медучреждение, кто является постояльцами лечебницы, что приказывают делать "голоса", и уверил: не так страшен "жёлтый дом", как его малюют.
Хотелось бы поделиться историей о моей самой большой ошибке, в буквальном смысле чуть не стоившей мне жизни.
Конкретной причины покончить жизнь самоубийством у меня не было: это не из-за безответной любви, расставания, горя, связанного с близкими. У меня просто была странная мечта – побывать в "психушке" (ещё когда учился в школе, в среднем звене).
Меня всегда интересовали и завораживали темы о психбольных, отклонениях, болезнях… Также был интерес к суициду – почему люди совершают это? Не стану отрицать: в этом есть какое-то сумасшествие, что меня это всё интересовало. Я увлекался фильмами, книгами на эти темы. Был на нескольких сеансах психотерапии – индивидуальных и групповых занятиях. Потом без видимой причины настал период, когда я намеренно стал отрезать себя от всего мира, начал погружаться в одиночество и вместе с тем – в сумасшествие.
Потом перестаёшь понимать: то ли ты играешь в безумие, то ли оно играет тобой. Ты ощущаешь себя в тумане, начинается другое восприятие времени, находишься как бы в вязкости, наступает так называемая в психиатрии лёгкая дереализация (прим. ред. – психопатологическое состояние, характеризующееся тягостным переживанием утраты реальности с окружающим миром). Ни о чём конкретно не думаешь – состояние фрустрации (прим. ред. – негативное психическое состояние, обусловленное невозможностью удовлетворения тех или иных потребностей). Не различаешь, что хорошо, что плохо, что можно, что нельзя, – равнодушие.
На тот момент у меня не было никаких реальных занятий: ни учёбы, ни работы, никаких отношений с людьми. И вдруг приходит на ум кажущаяся совершенно нормальной мысль прервать свою жизнь – такая же обыденная, как желание покурить или поесть. И это происходит не в истерике, не в состоянии аффекта, а в холодном безразличии. Сейчас осознаю, что это страшно – мертвецки холодное равнодушие к собственной жизни, с которым я научился справляться только сейчас.
Однажды психиатр на приёме назначил мне таблетки – сильный антидепрессант – в очень маленьких дозах. Я давно перестал его принимать. А тут вспомнил, что где-то завалялся "стандартик"…
Попал я в санприёмник. Ощущение было, что очутился в концлагере. Комната была жутковатой: надо было раздеться догола, все вещи – под опись, далее тебя моют (но это для, так скажем, несамостоятельных – я всё делал сам). Врач спрашивал, почему возникли мысли о суициде. Тут же выдали синюю робу в жёлтую клеточку, в которой до тебя, жутко представить, побывал не один "псих". Чтобы ходить по улице между корпусами, нам выдали старые фуфайки и валенки.
Определили меня в первичное отделение, острое, только чтобы я не смог больше ничего с собой сделать. Строгий режим и надзор (нельзя никуда выходить, и в основном там лежат с тяжёлыми расстройствами мышления, шизофренией). На первом этаже – острое, и там больше надзора: медсёстры ходят, наблюдают за больными. Выше – вторичное (например, проступок какой-то совершил, избил кого-нибудь).
Отделение выглядело прилично, можно сказать, с евроремонтом, никаких мягких стен, привинченных кроватей, кафельный пол, только везде на всех окнах – решётки. (Всего несколько раз на моих глазах разбушевавшихся пациентов, которые не хотели пить лекарства или есть, привязывали к кроватям). Кстати, я даже ни разу не видел смирительных рубашек.
Запомнился туалет – с полностью прозрачной стеклянной дверью. Выход на улицу запрещён: можно перемещаться только по коридору. Была одна палата, называлась "надзорка", что-то типа карцера: вход перегорожен столом, за которым сидела медсестра. Сюда помещали тех, кто в чём-то провинился, например.
Когда я впервые увидел отделение, все "шизики" (около тридцати человек) как раз выстроились в очередь за таблетками. Первая мысль: "Что за "психи"? Куда я попал? Я-то точно не такой – я не должен здесь находиться". С другой стороны, было ощущение, что начались большие приключения в моей жизни: можно сказать, сбывается мечта.
Поговорил с врачом в первый день. Я ничего не смог описать: почему, что, зачем. Она назначила лекарства, мне вкололи не знаю что, и я упал посреди коридора (для меня это была очень большая доза). Я проспал до следующего дня. Укол, видимо, мне не подошёл. Несколько дней мне подбирали лекарство, и побочные эффекты на мою центральную нервную систему были очень непредсказуемыми. От одних мне сковывало шею, от других было ощущение, что всё тело излучает тепло, и хотелось со всеми общаться, дарить миру свет. Но потом это состояние оборачивалось повышенной температурой и ломкой. В итоге назначили таблетки полегче и витамин B.
Конечно, было очень много страха от разных мифов, что обкалывают до состояния зомби, что нормальный человек потом не становится прежним. Я-то там себя чувствовал более-менее адекватным. Сначала напрягало всё, и я даже брезговал спать, есть, но потом ко всему привык (месяц я там пробыл).
Больничный режим – обычный: в шесть утра – подъём, на завтрак – каша (всё в медной посуде, чтобы никто не разбил и не воспользовался в целях членовредительства), обед – суп, второе (картошка, минимум мяса), полдник – печеньки, компот. Ужин – суп, оставшийся с обеда, вечером – кефир. Почти что детский лагерь (смеётся).
С собой ничего нельзя было иметь – постоянно ходили санитары и смотрели подушки, матрасы. Отдельно могли родственники приносить "передачки". Они хранились на кухне, и в определённое время их выдавали (у меня родители всегда что-то приносили). Мобильные изымали и давали позвонить раз в день.
Приходилось на обследовании мне встречаться с пациентками из женского отделения на том же этаже, но в другом крыле. Как мне рассказали, в основном там женщины с истериками (действительно, одна постоянно плакала, всхлипывала); были также несколько молодых девушек с анорексией.
На подходе к получению лекарств медсестра обычно задавала вопрос: "Ну что, как дела с "голосами?". В первые дни я вообще не понимал, что это значит. Уже потом узнал, что так называются слуховые галлюцинации, являющиеся одним из главных симптомов шизофрении. Одним эти "голоса" рассказывали анекдоты и целый день смешили, других – оскорбляли, ругались матом, приказывали, что нужно делать: вставать или лежать, кушать или нет, для третьих были голосами умерших родственников, с которыми они постоянно вели беседу.
Как только я поступил в больницу, у меня была с собой пачка жвачки, и я нервно жевал "пластинки" одну за другой, чтобы успокоиться. Это увидели несколько человек и подбежали, стали клянчить. Я отдал всё, что у меня было, надеясь, что получу какое-то их расположение (смеётся).
Первый, с кем я познакомился и кому дал жвачку, – паренёк, у которого пол-лица было в коросте, рука – в гипсе, и слюни лились (как я и представлял себе обитателей "дурдома"). Говорить он более-менее мог, и я спросил, что случилось, – мальчик сказал, что у него – эпилепсия, а ожог он получил, когда заснул, прислонившись к батарее.
Другой "постоялец" – молодой парень, у него одна рука была очень ссохшаяся, маленькая, а голова – непропорционально большая. Его в детстве укусил клещ, и с тех пор у него были физические и поведенческие отклонения, но мышление – нормальное. Он оказался моим соседом по палате. Ночью он постоянно что-то грыз. И я, честно признаюсь, иногда заглядывал под его подушку и находил там раскрошенное печенье без обёртки и горы пакетиков чая.
Ещё один мой сосед – мужчина, очень образованный, музыкант, которого избили на улице. С ним даже иногда можно было нормально разговаривать, но он неожиданно мог крикнуть: "А-а-а-а-а, земля трясётся – ложись!" или "Осторо-о-о-жно: потолок падает!". Ночью он долго ходил по маленькой палате. Иногда я просыпался из-за того, что он стоял и смотрел на меня.
Ещё в палате был человек, который всё время плакал. Он постоянно рассказывал историю, что у него жену и сына убили в один день, поэтому он "свихнулся" из-за горя. Выяснилось, что он сам их убил, у нас он пробыл дня три, и его через какое-то время перевели в отделение для отбывания наказаний.
В общем, я могу выделить несколько категорий пациентов. В основном, конечно, – алкоголики с белой горячкой. Много случаев, когда соседи в "психушку" сдавали надоевших пьяниц, и были они там на принудительном лечении.
Один из них мне хорошо запомнился: он выпал из окна девятого этажа, и это ему приказали сделать "голоса", появившиеся после застолья. Упал животом на заборные колья, остался жив, и внешне он был похож на Франкенштейна, ходил с костылём, хромал. У него всё тело было перешито, изуродовано, на лице и животе – шрамы.
Было очень много молодых парней из интернатов, кто сбегал, и в воспитательных целях их помещали сюда. Они, кстати, – самые адекватные люди. Была одна палата отбывавших наказание за наркотики, некоторые по четыре года там находились. По совместительству работали санитарами: усмиряли буйных, например. Ещё малолетки, которые "чудили" в школе и лежали "на статью" в военный билет, – из-за своего отклоняющегося поведения. Были чистые шизофреники, которые лежали для подтверждения группы инвалидности. Лечился там, кстати, один хитрый симулянт, который говорил, что у него нет "голосов", но медсестре он всегда сообщал, что были, чтобы получить инвалидность и материальную поддержку.
С большинством можно было даже нормально общаться, и ты даже на некоторое время забывал, что у них есть психические отклонения. До поры до времени, пока они чего-нибудь не "выкинут". Например, я разговаривал с одним, пока вдруг он не начал стучать себе пальцем по виску и говорить, что нужно привести в порядок мысли.
Мужик был один, которого не устраивали два унитаза в туалете. Он всё время стелил туалетную бумагу и "ходил" прямо на неё.
Особенные отношения у меня сложились с одним из пациентов – парнем больше двух метров ростом, детиной, который даже не умел говорить и издавал звуки, похожие на мычание. Зато его эмоции читались очень легко: он широко улыбался, да так, что слюни изо рта текли. Как-то я заметил, что у меня стали пропадать книги, я понаблюдал и понял, что он их ворует и прячет себе под матрас. Не знаю, зачем он это делал. Когда я пытался отобрать, он защищал их, как ребёнок защищает свои последние игрушки. Налетал на меня с кулаками, и мне пришлось позвать медсестру. После этого он обиделся и несколько дней со мной не разговаривал. Потом в знак примирения нарисовал мой портрет, мягко говоря, в стиле примитивизма (смеётся).
Был один парень, который предсказывал всем скорую смерть: "Вы все умрёте!", и, чтобы этого не случилось, пациенты должны были угостить его конфетами.
Лечился тут и политический оппозиционер, возомнивший себя Гитлером парень, собиравший партию, в которой, по его словам, было около двухсот человек по всей России (в неё он активно агитировал вступить и меня). Партия, как я понял, была, мягко говоря, с националистским уклоном. В первые дни моего пребывания там он горевал, что его адепты остались без лидера, и продумывал план побега. Однажды, кстати, такой случай выдался. Его забрали чистить снег, парень, к слову, был в полном обмундировании: с именной фуфайкой, в шапке-ушанке, валенках. Как рассказывали очевидцы, он воспользовался замешательством конвоира, бросил лопату и побежал. Где-то неделю его не было, но его поймали потом. Затем он с достоинством отказался от голосования на выборах, которые проходили прямо в больнице. (Здесь соорудили и импровизированные кабинки – всё отделение выстроилось в очередь, включая всех на вид самых безнадёжных, которым закон, видимо, не запрещает голосовать).
Познакомился я здесь и с упитанным парнем, он всё время говорил, что я добрый. Спрашивал, могу ли я ему принести бутылку "Кока-Колы", ещё ему всё время было жарко, поэтому он ходил в одних трусах, а когда в туалете открывали окно, он мог по четыре часа стоять там, хотя была зима. Выглядел он лет на двадцать, но ему на самом деле – около тридцати пяти лет, по-моему. Чтобы никто из пациентов ничего не отбирал, он демонстративно плевал в бутылку при всех. Он был самым добрым до того момента, пока не покушались на ёмкость с любимым напитком.
Самое тяжёлое в больнице – разговор с психиатром. Она очень много меня провоцировала, говорила обидные вещи, например: "Что-то у вас ужасно пахнет изо рта. Вы что, не знаете, где у вас лежит зубная паста?", чтобы посмотреть на реакцию. Конечно, в этом заключалась тактика определения моего диагноза, и теперь я это понимаю.
Был такой случай, что однажды она пришла ко мне в палату и попросила пойти за ней. Я думал, что это будет обычный разговор. Она попросила войти в кабинет, я вошёл, а там сидели, видимо, студенты, их было много, и у меня возникло отвратительное ощущение: выглядел я ужасно (это было недели через две после начала лечения), а на меня смотрит толпа моих сверстников. При всех этих людях врач начала расспрашивать меня про признаки заболевания. Естественно, я был в шоковом состоянии, выглядел ещё более сумасшедшим, чем был на самом деле. Потом она попросила снять майку, чтобы показать, что я очень сильно похудел. Я спросил, можно ли мне уйти, и вышел из этой комнаты.
Диагноз мне не говорили: это всё держится в тайне. Да и вообще, его никому не сообщают. Мне случайно повезло увидеть свою собственную карточку. Вердикт был таков: "психопатическое расстройство личности", ещё урывками я успел прочитать что-то про "провокацию родных суицидом", "пограничное состояние", "отсутствие психотических элементов с ярко выраженными невротическими состояниями" и другие заключения, которые врач записала на основании бесед со мной и наблюдения персонала больницы.
В целом сказали не маяться дурью, а заняться делами. Заверили, что самое эффективное лечение – социализация. Как мне позже объяснили, точного в психиатрии очень мало, и существует множество классификаций разных болезней. Раньше бы мне поставили шизофрению, но сейчас всё больше внимания стали обращать на пограничные состояния человека.
В армию я, естественно, не годен, хотя намерений "откосить" у меня и в помине не было, честно. В военном билете у меня стоит восемнадцатая статья "Инфантильное расстройство личности". С данной статьёй я не могу работать в шахте, органах внутренних дел, носить оружие. Права мне выдали, правда, через три года, – по предоставлению характеристик и решению врачебной комиссии, но без права найма (не могу работать в такси водителем, да мне это и не нужно, в общем).
Я не стал изгоем среди родственников, никто не считает меня больным "психом". Они оказали очень серьёзную поддержку, не отвернулись: это не приговор и не преступление. Мне удалось более-менее социализироваться, поступить в вуз и окончить его.
Пребывание в больнице стало для меня своего рода психотерапией. Я увидел людей, которым намного тяжелее, чем мне, что стало толчком для выздоровления. И хотя этот опыт для меня очень интересен и важен, другим бы я посоветовал поучиться на моём дурном примере (ни в коем случае не повторять) и взяться за свою жизнь основательно, постоянно искать в ней смысл и цепляться за каждый светлый момент.
История вторая
Женя (имя изменено) ушла из дома в 13 лет. Причина ее побега — проблемы в семье и частые ссоры с родителями. Она позвонила в службу Детского телефона доверия после побега, когда ей стало страшно, и она не знала, что делать дальше.
Почему ты решилась на этот поступок тогда?
Я чувствовала усталость и отчаяние от бесконечных скандалов с родителями. Меня никто не понимал и не слышал, только ругали за все подряд. Ссоры, крики, и младшая сестра вечно лезла не в свои дела — мне просто хотелось спрятаться, хотелось, чтобы от меня все отстали. И я была уверена, что родителям не до меня.
Как ты смотришь на ту ситуацию сейчас, спустя 4 года?
Я год ходила к психологу и несколько раз звонила вам в Службу телефона доверия. Если бы тогда у меня была поддержка и знания, которые есть сейчас, я бы не стала убегать из дома. Оказаться одной на улице страшно. Убегая от старых проблем, я добавила себе новых. Старые проблемы с родителями так и остались, и потребовалось много времени и сил, чтобы наладить с каждым из них нормальный контакт, особенно после их развода. Я только сейчас понимаю, что тяжело было не только мне — всем, и особенно младшей сестре. Но никто не хотел поговорить о проблемах, боясь обозначить их. Со временем я научилась не убегать от проблем, а открыто говорить о том, что меня волнует. Если не держать все в себе и не уходить с головой в обиды и переживания, то обязательно обозначится позитивный выход из положения. Еще я учусь правильно вести себя в конфликте и брать ответственность за свою жизнь.
Что для тебя значит брать ответственность за себя? Разве это не обязанность родителей отвечать за своего ребенка?
Я думала, что ничего и никому не должна. Я тогда забила на учебу и свой внешний вид, не хотела ничего делать по дому, отстранилась от сестры, была зациклена на своих переживаниях и ждала, что родители наконец-то обратят на меня внимание и прекратят ссориться. Но если ничего не делать, а только добавлять масла в огонь, то лучше в семье точно не станет. У взрослых тоже сдают нервы, и они не всегда знают, что делать. До меня дошло, что я могу отвечать за свои успехи в учебе, за свою комнату, свои чувства и эмоции, настроение и внешность, и частично за отношения с сестрой и родителями. Я поняла, что взяв на себя ответственность, могу влиять на свою жизнь, делать её лучше и комфортнее. Я могла бы тогда не только огрызаться, но и проявить сочувствие, поддержать хотя бы сестру. К счастью, мои родители тоже многое поняли, приняли помощь психологов и сейчас у нас все налаживается, хотя они теперь и не вместе.
Какой совет ты можешь дать подросткам, которых еще не посетили такие инсайты? Что им делать?
Проблемы не в доме, они в твоей душе, и убегаешь в итоге ты вместе с ними. Я думаю, что если вокруг все рушится и становится невыносимо, нужно не бояться говорить об этом с родителями и обращаться за помощью к специалистам. Иногда кажется, что никто тебя не поймет и не поможет, что выхода нет, но я теперь точно знаю, что это не так. Жаль, что я вспомнила про Детский телефон доверия уже после побега. Все могло быть куда проще. Можно просто выговориться и попросить совета, как это пережить. Ведь не все можно изменить. А пережить можно.
Комментарий психолога:
Подросткам свойственно принимать необдуманные решения под влиянием сильных переживаний. Каждая проблема воспринимается остро и категорично в этом возрасте, а если нет лада в семье, то возникает ощущение одиночества и безысходности. В такой ситуации побег из дома — это иллюзия решения проблемы: все равно мы столкнемся с неизбежностью принять и пережить эту ситуацию.
Как говорил Барон Мюнхгаузен, “Безвыходных ситуаций не бывает”. Если вы зашли в тупик в отношениях с родителями или другими важными для вас людьми, столкнулись с проблемами, которые кажутся неразрешимыми, прежде чем бежать из дома, сделайте промежуточный шаг — обратитесь за помощью к взрослым, вызывающим доверие: школьный учитель, друг, тренер, родители ваших друзей. Если не хотите делиться проблемой со знакомыми людьми, то всегда можно получить помощь анонимно, позвонив на Детский телефон доверия.
Обсуждая проблему с другим человеком, вы даете выход своим эмоциям: обиде, злости, страху, тем самым снижая их влияние на вас. И второй шаг — поиск способов решения проблемы без риска оказаться одним на улице — делается в беседе с психологом. Те, кто прошел через побег из дома, говорят, что это действительно страшноНе усложняйте себе жизнь, просто позвоните 8 800 2000 122 — мы вместе найдем выход из трудной ситуации.
Кто виноват?
Александр Федорович, врач-психиатр, научный сотрудник Центра профилактической психиатрии, со своей стороны, поясняет: в подобные игры дети играют уже давно.
«Что касается последней редакции этой игры, это действительно игра, которая ничем не отличается по структуре от обычных подростковых игр – зацеперов, джамепров, паркурщиков. Это один из типичных вступительных механизмов в микрогруппу. В данном случае микрогруппа, в которую ребенку нужно вступить и там утвердиться - его собственная семья. Основной посыл - узнать, как к тебе относятся родители. Дети как бы тренируют своих родителей на прочность, узнают свою значимость. Сюжет игры простой: ты исчезаешь из дома с выключенным телефоном, через 24 часа возвращаешься и узнаешь много интересного. Рыдающая мама, папа с ремнем и так далее. И тут важна реакция родителей. Она может быть адекватной и нет», – отметил эксперт в беседе с «МИР24».
Неадекватная реакция – это когда ребенок возвращается и подвергается тяжелому физическому наказанию, на которое он не рассчитывал. «Он рассчитывает, что ему дадут понять, что он ценен для семьи, член команды, и никто не хочет его потерять. Если родители доносят это до ребенка, все хорошо, он успокаивается, приносит свои извинения, и всем становится хорошо. Это вариант консолидации семьи. Но если реакции неадекватная, тогда он понимает, что он лишний, обуза, его не ценят, не хотят. Все это становится поводом для повторного побега, но уже более длительного. Именно эти дети оказываются потом в притонах и на вокзалах», – объяснил врач.
Если в игру играют подростки, для которых характерны все подростковые реакции – группирование, агрессия, это нормальный подростковый тренд. "Но, к сожалению, в эти игры могут играть подростки не совсем здоровые психически, и тогда, столкнувшись с проблемами неадекватной родительской реакции, они исчезают уже не на 24 часа, а на большее время, и для них это уже не игра. Если имеет место психическое расстройство, то и реакция может быть очень жесткой», – подытожил психотерапевт.
История первая
Одна из девушек пять лет назад, когда ей было 14 лет, убегала из дома на сутки. Для родителей Лизы (имя изменено) исчезновение дочери стало абсолютной неожиданностью: причин для этого, по их мнению, просто не было. Конечно, бывали ссоры и противоречия, но взрослым всегда удавалось договориться с дочерью, да и накануне дома все было тихо и спокойно. Мама была уверена, что девочка не могла уйти из дома сама.
Почему в тот день ты не вернулась домой?
Я не была трудным подростком, скорее неформалом. Меня тянуло на эксперименты с внешностью: хотелось выделяться и удивлять. Конечно, родители были не в восторге, но смирившись с моими фантазиями, на многое закрывали глаза. Возможно, склонность к эпатажу подтолкнула меня убежать и отключить телефон. Я сделала это на спор, чтобы заставить друзей поверить в то, что я могу нарушить правила. Подумала: «Вау, вот это вызов!». Конечно, о последствиях я тогда не думала.
О каких последствиях ты говоришь?
В первую очередь о том, что пришлось пережить родителям. Когда я объявилась, на маме не было лица. Я ее никогда такой не видела. Папа в это время был с поисковым отрядом, а телефон разрывался. Я и представить себе не могла, что за неполный день можно организовать целую спецоперацию с добровольцами, родственниками и соседями. Я потом еще долго натыкалась на объявления о своей пропаже. Отношения в семье были сильно испорчены. Ощущения от моего «подвига» — неприятные.
Что было после того, как ты нашлась?
Со мной все много разговаривали: родители, полиция, в школе учредили специальную комиссию и разбирали мое поведение с психологом. В общем, промывали мозги по полной программе. Я, признаться, тысячу раз пожалела о своем поступке. Я уже не помнила адреналина и чувства гордости от того, что доказала друзьям, что могу! Все вмиг превратилось какой-то кошмар из нравоучений, обид и натянутых отношений с родственниками. Это был сложный период. И, конечно, потом я попала под жесткий контроль: должна была отзваниваться родителям чуть ли не каждый час. Лишилась многих привилегий. Прошло немало времени, прежде чем мама и папа пришли в себя и начали снова мне доверять, несмотря на мои уверения, что эта глупая ошибка больше не повторится. Больше всего я переживала из-за бабушки: 1,5 месяца она не разговаривала со мной и не хотела меня видеть.
Как ты сейчас смотришь на эту историю и что бы сказала подросткам, думающим о побеге из дома?
Сейчас мне этот поступок кажется бредовым: из-за небольшой порции адреналина и желания показать себя крутой перед друзьями я нажила кучу проблем и заставила близких думать, что со мной случилась беда. Уже постфактум в голову приходили разные мысли: а если бы бабушка не перенесла стресса или из-за переживаний заболели родители? Подумайте 100 раз, прежде чем организовывать себе проблемы, ведь все может закончиться куда хуже, чем у меня. Это однозначно того не стоит, и есть много других способов покрасоваться перед друзьями, не теряя при этом доверия близких.
Комментарий психолога:
В 13-15 лет у многих появляется потребность испытать острые ощущения и выделиться в группе сверстников. Если вы замечаете за собой такие стремления, то выбирайте более безопасные и позитивные варианты: занятия экстремальными видами спорта под руководством опытных спецов, сплавы по горным рекам, аттракционы, способные пощекотать нервы не хуже заброшенных зданий и исчезновений из дома. А если хочется проверить себя на прочность и способность выжить без родительской опеки и контроля, то отправляйтесь в поход в горы, спуститесь в пещеры. В условиях дикой природы, несмотря на помощь опытного инструктора и команду, вам не раз придётся проверить свою силу воли, смелость и выносливость
Серьезный разговор: что будет, если убежать из дома?
По статистике тысячи детей и подростков — ежегодно предпринимают попытки сбежать из дома. Что ими движет? От чего или к чему они бегут? Помогает им побег из дома решить проблему? Давайте разбираться.
Психологи Детского телефона доверия 8 800 2000 122 пригласили на откровенный разговор двух ранее обращавшихся за помощью девушек, которые в подростковом возрасте убегали из дома. Спустя несколько лет они делятся своими историями и прожитым опытом, советами и предостережениями.
«Она пропала»
Настораживает то обстоятельство, что страницы подростков, отписавшихся на форуме 5 лет назад, практически все удалены. Что стало с их авторами, неизвестно. Тем не менее, «МИР 24» разыскал одну девушку из тех самых «старожилов», страница которой все еще активна. Катя, чье настоящее имя мы не называем по понятным причинам, рассказала, почему хотела сбежать из дома, и чем это могло закончиться.
Катя не сразу вспомнила о том, что 5 лет назад замышляла бегство. «Я вообще не знаю о чем Вы. Впервые группу вижу», – написала она. Потом вспомнила, что написала все это в сердцах и так никуда и не сбежала. «Хотела сбежать из-за ссор с мамой. Очень трудным ребёнком была. Часто дети просто планируют такое из-за ссор, но не решаются», – признается несостоявшаяся беглянка.
Что произошло с ее приятелями, планировавшими побег в том же 2013, и почему почти все их страницы удалены, она не знает. Впрочем, вспоминает Катя: «Была одна девочка, спустя время она перестала в сеть заходить. Эта девочка, вроде, меня и информировала. Говорила, будут бежать и по пути заберут меня. Но у них не получилось или что-то вроде. Честно, не помню».
В последней из перечисленных групп в 2013 году она писала: «От родителей только осуждения, хотела бы забыть, но как на зло все помнится. Так жить я больше не могу, я вообще не хочу жить, мне уже так все достало, что дальше некуда. Я не исключение, мне тоже бывает больно. Я надеюсь, что никогда сюда не вернусь. никогда. лучше в аду гореть вечно, чем каждый день видеть лица, от которых с одной стороны так тепло на душе, с другой настолько не по себе, а с третей горечно. Ничего не бывает зря. Если вы что-то совершили, значит в тот конкретный момент вашей жизни, на том конкретном этапе вашего развития, в данном поступке был смысл. И если вам кажется, что вы могли поступить по-другому, знайте – вы не могли. Не бойтесь кого-то потерять. Вы не потеряете того, кто нужен вам по жизни. Теряются те, кто послан вам для опыта. Остаются те, кто послан вам судьбой. Мне кажется, что больше половины людей, которые прощают, не то чтобы сильные, они просто не могут без тех, кто причинил им боль».
Согласитесь, довольно четко сформулирована философия отчаяния.
Читайте также: