Что как будто бы сделали с камбалой судя по ее внешнему виду
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.
Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!
Приходите учиться —
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.
И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.
Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.
1
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.
В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.
Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!
Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце — холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.
И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая —
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.
Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.
Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала, —
вон его!
Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.
В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.
Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот, —
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы —
большие,
маленькие,
многие! —
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!
А ночь по комнате тинится и тинится, —
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.
Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника.
Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!
Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен, —
а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?
Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
Люди нюхают —
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Я сам.
Глаза наслезнённые бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца!
На лице обгорающем
из трещины губ
обугленный поцелуишко броситься вырос.
Мама!
Петь не могу.
У церковки сердца занимается клирос!
Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний, —
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони!
2
Никогда
ничего не хочу читать.
Книги?
Что книги!
Я раньше думал —
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак —
пожалуйста!
А оказывается —
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая —
ей нечем кричать и разговаривать.
Городов вавилонские башни,
возгордясь, возносим снова,
а бог
города на пашни
рушит,
мешая слово.
Улица муку молча пёрла.
Крик торчком стоял из глотки.
Топорщились, застрявшие поперек горла,
пухлые taxi и костлявые пролетки
грудь испешеходили.
Чахотки площе.
Город дорогу мраком запер.
И когда —
все-таки! —
выхаркнула давку на площадь,
спихнув наступившую на горло паперть,
думалось:
в хорах архангелова хорала
бог, ограбленный, идет карать!
А за поэтами —
уличные тыщи:
студенты,
проститутки,
подрядчики.
Господа!
Остановитесь!
Вы не нищие,
вы не смеете просить подачки!
Нам, здоровенным,
с шагом саженьим,
надо не слушать, а рвать их —
их,
присосавшихся бесплатным приложением
к каждой двуспальной кровати!
Что мне до Фауста,
феерией ракет
скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
Я знаю —
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!
Я,
златоустейший,
чье каждое слово
душу новородит,
именинит тело,
говорю вам:
мельчайшая пылинка живого
ценнее всего, что я сделаю и сделал!
Слушайте!
Проповедует,
мечась и стеня,
сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
Мы
с лицом, как заспанная простыня,
с губами, обвисшими, как люстра,
мы,
каторжане города-лепрозория,
где золото и грязь изъязвили проказу, —
мы чище венецианского лазорья,
морями и солнцами омытого сразу!
Плевать, что нет
у Гомеров и Овидиев
людей, как мы,
от копоти в оспе.
Я знаю —
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!
Жилы и мускулы — молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы —
каждый —
держим в своей пятерне
миров приводные ремни!
Видели,
как собака бьющую руку лижет?!
Я,
обсмеянный у сегодняшнего племени,
как длинный
скабрезный анекдот,
вижу идущего через горы времени,
которого не видит никто.
Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
А я у вас — его предтеча;
я — где боль, везде;
на каждой капле слёзовой течи
распял себя на кресте.
Уже ничего простить нельзя.
Я выжег души, где нежность растили.
Это труднее, чем взять
тысячу тысяч Бастилий!
И когда,
приход его
мятежом оглашая,
выйдете к спасителю —
вам я
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая! —
и окровавленную дам, как знамя.
3
Ах, зачем это,
откуда это
в светлое весело
грязных кулачищ замах!
Пришла
и голову отчаянием занавесила
мысль о сумасшедших домах.
И эту секунду,
бенгальскую,
громкую,
я ни на что б не выменял,
я ни на…
А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе!
От вас,
которые влюбленностью мокли,
от которых
в столетия слеза лилась,
уйду я,
солнце моноклем
вставлю в широко растопыренный глаз.
Вдруг
и тучи
и облачное прочее
подняло на небе невероятную качку,
как будто расходятся белые рабочие,
небу объявив озлобленную стачку.
Гром из-за тучи, зверея, вылез,
громадные ноздри задорно высморкая,
и небье лицо секунду кривилось
суровой гримасой железного Бисмарка.
И кто-то,
запутавшись в облачных путах,
вытянул руки к кафе —
и будто по-женски,
и нежный как будто,
и будто бы пушки лафет.
Вы думаете —
это солнце нежненько
треплет по щечке кафе?
Это опять расстрелять мятежников
грядет генерал Галифе!
Выньте, гулящие, руки из брюк —
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук —
пришел чтоб и бился лбом бы!
Идите, голодненькие,
потненькие,
покорненькие,
закисшие в блохастом грязненьке!
Идите!
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Пускай земле под ножами припомнится,
кого хотела опошлить!
Земле,
обжиревшей, как любовница,
которую вылюбил Ротшильд!
Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
как у каждого порядочного праздника —
выше вздымайте, фонарные столбы,
окровавленные туши лабазников.
Изругивался,
вымаливался,
резал,
лез за кем-то
вгрызаться в бока.
На небе, красный, как марсельеза,
вздрагивал, околевая, закат.
Ничего не будет.
Ночь придет,
перекусит
и съест.
Видите —
небо опять иудит
пригоршнью обгрызанных предательством звезд?
Пришла.
Пирует Мамаем,
задом на город насев.
Эту ночь глазами не проломаем,
черную, как Азеф!
Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы,
вином обливаю душу и скатерть
и вижу:
в углу — глаза круглы, —
глазами в сердце въелась богоматерь.
Чего одаривать по шаблону намалеванному
сиянием трактирную ораву!
Видишь — опять
голгофнику оплеванному
предпочитают Варавву?
Может быть, нарочно я
в человечьем месиве
лицом никого не новей.
Я,
может быть,
самый красивый
из всех твоих сыновей.
Дай им,
заплесневшим в радости,
скорой смерти времени,
чтоб стали дети, должные подрасти,
мальчики — отцы,
девочки — забеременели.
И новым рожденным дай обрасти
пытливой сединой волхвов,
и придут они —
и будут детей крестить
именами моих стихов.
Я, воспевающий машину и Англию,
может быть, просто,
в самом обыкновенном Евангелии
тринадцатый апостол.
И когда мой голос
похабно ухает —
от часа к часу,
целые сутки,
может быть, Иисус Христос нюхает
моей души незабудки.
4
Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.
В улицах
люди жир продырявят в четырехэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске, —
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять! —
черствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,
а на седых ресницах —
да! —
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз —
да! —
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
Звереют улиц выгоны.
На шее ссадиной пальцы давки.
Видишь — натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.
Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.
Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет свою единственную ногу.
Мария —
не хочешь?
Не хочешь!
Значит — опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.
Кровью сердце дорогу радую,
липнет цветами у пыли кителя.
Тысячу раз опляшет Иродиадой
солнце землю —
голову Крестителя.
И когда мое количество лет
выпляшет до конца —
миллионом кровинок устелется след
к дому моего отца.
Вылезу
грязный (от ночевок в канавах),
стану бок о бок,
наклонюсь
и скажу ему на ухо:
— Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
Давайте — знаете —
устроимте карусель
на дереве изучения добра и зла!
Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи, —
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе.
Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь —
этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?
Я тоже ангел, я был им —
сахарным барашком выглядывал в глаз,
но больше не хочу дарить кобылам
из сервской муки изваянных ваз.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова, —
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!
Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!
Меня не остановите.
Вру я,
в праве ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите —
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!
1. Всё живое тянется к воде, и всем вода дарит жизнь (ССП; и – соединительный союз). 2. Снег похоронит и предаст забвению лесные повести и загадки (простое предложение; и – соединительный союз, связывает однородные сказуемые и дополнения). 3. Верблюжье молоко непривычно сладкое , но пришлось выпить (ССП; но – противительный союз). 4. Барсук пытался уплыть , но был водворен на пятачок земли возле пня (простое предложение; но – противительный союз; связывает однородные сказуемые). 5. Умер от болезни отец , а мать после него от горя умерла (ССП; а – противительный союз). 6. Я тогда не здесь , а у бабушки жил (простое предложение; а – противительный союз; связывает однородные обстоятельства места). 7. При сих словах вышла из-за перегородки девочка лет четырнадцати и побежала в сени (простое предложение; и – соединительный союз, связывает однородные сказуемые). 8. Прошло несколько лет , и обстоятельства привели меня на тот самый тракт, в те самые места (ССП; и – соединительный союз). 9. Парнишка упал , однако не был убит (простое предложение; однако – противительный союз; связывает однородные сказуемые). 10. Канонада стала слабее , однако трескотня ружей сзади и справа слышалась всё чаще (ССП; однако – противительный союз). 11. Пусть он перебирается в деревню, во флигель, или я переберусь отсюда (ССП; или – разделительный союз). 12. Я хочу быть отроком светлым иль цветком с луговой межи (простое предложение; иль – разделительный союз; связывает однородные именные части сказуемого).
Упражнение 47
Упражнение 48
А) 1. Мороз пробежал по всему телу при мысли, в чьих руках я находился (прид. определительное; чьих – союз. сл.) * . 2. Я ведь прекрасно знаю , чьи это шутки (прид. дополнительное; чьи – союз. сл.). 3. Я тот , чей взор надежду губит (прид. сказуемное; чей – союз. сл.). 4. Чей бы ты ни был – заходи (прид. подлежащное; чей – союз. сл.; постановка тире вместо запятой факультативна).
Б) 1. Разве не понимаешь ты , кто я такая ? (прид. дополнительное; кто – союз. сл.). 2. Пусть та дочь и выручает отца, для кого он доставал аленький цветочек (прид. определительное; для кого – союз. сл.; та – указ. сл.). 3. Мы , кто случился дома, выскочили из своих комнат (прид. подлежащное; кто – союз. сл.). 4. Это не обещало благополучия ни пешему, ни конному, кто бы ни подвернулся (прид. уступительное; кто – союз. сл., в сочетании с частицей ни).
В) 1. Он не дозволит себе того , что могло бы бросить тень на его поведение (прид. дополнительное; что – союз. сл.; того – указ. сл.). 2. Что бы вы ни говорили , я не поверю в его виновность (прид. уступительное; что – союз. сл., в сочетании с частицей ни). 3. Возбуждение Фермора достигло такой степени , что судорога перехватила ему горло (прид. образ действия и степени; что – союз; такой – указ. сл.). 4. В котлетах , что подавали за завтраком, было очень много луку (прид. определительное; что – союз. сл., его можно заменить союзным словом которые). 5. Главным в их встрече было то , что оба не смогли сказать друг другу (прид. подлежащное; что – союз. сл.). 6. Егорушка услышал тихое, очень ласковое журчание и почувствовал , что к его лицу прохладным бархатом прикоснулся какой-то другой воздух (прид. дополнительное; что – союз). 7. Молодые тетеревята долго не откликались на мой свист, вероятно, оттого , что я свистел недостаточно естественно (прид. причины; что – союз; оттого – указ. сл.). 8. Борис ещё поморщился немного, что пьяница пред чаркою вина (прид. сравнительное; придаточное неполное – опущено сказуемое; что – союз, его можно заменить другим сравнительным союзом – словно, будто, как).
Г) 1. И он не знает , чем излить свою досаду (прид. дополнительное; чем – союз. сл.). 2. Я тот , чем был , чем есть , чем буду (прид. сказуемные; чем – союз. сл.). 3. Аврора приехала несколько раньше , чем обещала (прид. сравнительное; чем – союз). 4. Чем ночь темней , тем ярче звёзды (прид. сравнительное; чем. тем – двойной союз). 5. Чем ушибся , тем и лечись (прид. дополнительное; чем – союз. сл.; тем – указ. сл.).
Е) 1. Брянчиков поехал в Петербург , где пребывание его казалось очень опасным (прид. определительное; где – союз. сл.). 2. Теперь не могу разобрать , где именно стоял этот деревянный дом (прид. дополнительное; где – союз. сл.). 3. Где больная хочет , пусть там и будет (прид. места; где – союз. сл.; там – указ. сл.). 4. Где бы лосось ни жил , нереститься он обязательно придёт в свою реку (прид. уступки; где – союз. сл., в сочетании с частицей ни).
Ж) 1. Теперь же, когда он прервал своё молчание фразой из Гамлета, Пик обиделся ещё более (прид. времени; когда – союз; теперь – указ. сл.). 2. Вот и подошёл тот момент , когда надо прощаться (прид. определительное; когда – союз. сл., его можно заменить союзным словом в который; тот – указ. сл.). 3. Природа мать! Когда б таких людей ты иногда не посылала миру, заглохла б нива жизни (прид. условия; когда – союз, его можно заменить союзом если). 4. И когда б я ни открыл глаза, ты [мать] была всегда возле меня (прид. уступки; когда – союз. сл., в сочетании с частицей ни). 5. Ожидая в приёмной , когда пригласят , он снял свою соломенную, в прошлом шоколадную, а теперь сиреневую шляпу и дал её держать Вите (прид. дополнительное; когда – союз. сл.).
Упражнение 49
Определите тип односоставного предложения:
1 — определенно-личное;
2 — неопределенно-личное;
3 - обобщенно-личное;
4 — безличное;
5 — назывное.
№2
1. Тишь. Безлюдье вокруг.
2. Недолго пришлось нам дожидаться разлива.
3. Один раз где-то очень далеко прошли с гармоникой.
4. За чем пойдешь, то и найдешь
5. Люблю тебя, булатный мой кинжал.
6. Бывало, опаздывая на работу, мчишься со всех ног.
7. Как душно и уныло.
8. Галина Петровна, подберите мне литературу по этому вопросу.
9. Эту книгу можно найти в читальном зале.
10. Никаких делегаций не прибыло.
11. Замечательная книга!
12. В дверь громко и настойчиво постучали.
13. На такой вопрос сразу не ответишь. •
14. Стой ровно, не двигайся.
15. Знаю твою натуру, но все-таки верю твоим словам.
16. Слезами горю не поможешь.
17. Мотоцикл занесло на мокром песке.
18. Россия средней полосы. Туман лугов и запах росы.
19. Говорят, что у Кирюшина украли огромные деньги.
20. Во время атаки решений не меняют.
21. Насильно мил не будешь.
22. BHOBЬ зарей восток озолотило.
23. Привези мне что-нибудь в подарок.
24. Единогласно постановили оставить Кириллова в отряде.
25. Медлить нельзя было ни одного дня, ни одного часа.
26. Здоровьем, свежестью, бессознательным счастьем веяло от нее.
27. Если хочешь познать истину, начинай с азбуки.
28. Начинаю потихоньку выпутываться из долговых сетей
определенно-личные (глагол в форме 1или 2 лица) : 5,6,13,14,5,23,27,28
неопределенно-личные (глагол в форме 3 лица мн. ч.) : 3,12,19,20,24
обобщено-личные (пословицы и поговорки) : 4,16,21
безличные (безличный глагол или слово категории состояния) : 2,7,8,9,10,17,22,25,26
назывные (нет сказуемого, только подлежащее) : 1,11,18
Что делать, если кажется, будто мир вокруг - ненастоящий? Что делать, если не доверяешь своему восприятию? Давайте попытаемся разобраться в этой ситуации.
Буквально сегодня встретил на просторах интернета пост одной девушки, в котором она высказывает опасения относительно того, что всё, происходящее с ней в этом мире – это лишь плод её воображения. Вот, как она сама описывает свои ощущения (орфография и пунктуация сохранены):
«Я боюсь того, что я выдумала весь мир, а на самом деле я в этаком бреду. То есть я двигаюсь, говорю, думая что делаю это в реальности, а на самом деле делаю это в придуманном мире. Пример: я стою и разговариваю с человеком, а на самом деле стою и говорю с воздухом, в другом месте, которого даже нет в моём мирке. И не пишите отвлечься, я уже 2 года "отвлекаюсь". Я УЖЕ ДАВНО НАУЧИЛАСЬ ДОКАЗЫВАТЬ ОБРАТНОЕ, НО Я ВСЁ-РАВНО БОЮСЬ ЭТОГО. Я ПРОШУ, ЧТОБЫ ВЫ ПОМОГЛИ МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЭТОГО!
Итак, два абзаца, в каждом из которых, кажется, описано по одной проблеме. Проблема номер один: девушка боится, что воспринимаемый ею окружающий мир – это результат её бредовых фантазий. Вторая проблема: девушка боится озвучить вслух некие странные, с её точки зрения, мысли и образы, возникающие у неё в голове. Итак, попробуем с этим разобраться.
1. Всё, что происходит вокруг меня – это не по-настоящему (иллюзия).
2. Эту иллюзию придумала я сама.
3. Я не отличаю собственные иллюзии от реального мира.
4. На самом деле всё может быть иначе, и я НЕ ПОНИМАЮ, каков мир на самом деле.
Проблема номер два (боязнь озвучить вслух свои мысли) – это, на самом деле, первая проблема, только с несколько иного угла. Девушка боится озвучить вслух свои мысли, потому что они, якобы, могут оказаться какими-то не такими. Но что же не так в этих мыслях? Полагаю, она опасается того, что её мысли не понравятся другим. В принципе, она сама вполне прямо об этом говорит, когда называет свои мысли кринжовыми.
Знаете, вот есть такие родители, которым кажется, что их ребёнок настолько глуп, что не может сам определить, когда он голоден, когда ему холодно и жарко, когда ему хочется в туалет и так далее. Родители на полном серьёзе считают, будто знают лучше, ЧТО ИМЕННО в данный момент чувствует их ребёнок. И они прямым текстом ему об этом заявляют.
- Мама, я хочу в туалет!
- Не ври! В туалет он хочет… Только что в туалете были.
- Мама, мне жарко!
- Жарко? На улице мороз, а ты и так легко одет. Смотри, лицо всё красное – тебе холодно!
- Мама, я наелся.
- Как это наелся? Две ложки съел и наелся? Ты весь день ничего не ел - ты голодный. А ну-ка ешь быстро!
Все мы боимся своих родителей. И страх этот преодолеть нелегко, а для многих – практически невозможно.
Читайте также: