Дом который построил дед краткое содержание
Дом который построил дед краткое содержание
Дом, который построил Дед
Я давно собирался написать эту книгу — книгу о Доме, который построил Дед. Я пишу с заглавных букв потому, что Дом, о котором намереваюсь рассказывать, — не просто стены, пол да потолок, но и семья, которая тоже являлась Домом. Да и сам Дед был не просто родоначальником, а основателем, строителем, столпом и фундаментом как семьи, которую строил со дня свадьбы до дня смерти, так и дома, который сгорел после него в одну бедственную ночь, оставив после себя пепел надежд, ожог отчаяния и горький осадок горя. А все это — пепел, отчаяние и горе — не существует и не может существовать само по себе: они суть отпечатки любви, радостей, смеха, слез, восторгов, терпения и нетерпения — то есть всего того, что начинается жизнью и заканчивается смертью и, являясь трагедией, именуется комедией, чтобы не пугать в материнских утробах еще не родившихся младенцев. И я тоже не собираюсь никого пугать, но не собираюсь и вычеркивать из жизни страницы, которые могут омрачить читателя, ибо солнце без тени светит только в пустыне.
Жить — значит страдать, обмирая ли от счастья или каменея от горя, рыча от наслаждения или рыча от гнева, задыхаясь от нежности или бледнея от боли, но страдать, за себя или за других, ибо жизнь, лишенная страдания, превращается в способ существования белковых тел. Дед выстрадал свой Дом, и мне придется в большей степени рассказывать о страданиях, чем о столярных или плотницких работах, о процессе, а не о результате, о медленных количественных накоплениях, способных вдруг, помимо нашей воли или нашего желания, переходить в иное качество. Например, в груду тлеющих головешек. И рассказывать тихо, ибо прошлому не нужны фанфары, а маршировать куда удобнее по дорогам, чем по кладбищам. Однако эта элементарная истина порою усваивается с огромным трудом, и многим так и не хватает жизни на то, чтобы понять, что даже самая прекрасная Триумфальная арка есть всего-навсего ворота во вчерашний день.
Из всякой человеческой жизни можно сделать роман, но — из жизни, а не из существования. А для того чтобы превратить свое существование в жизнь, человеку приходится рождаться дважды: как существу и как личности, и если в первом случае за него страдает мать, то во втором — он сам, лично, и далеко не у всех хватает на это отчаянности. Стать личностью означает определить себя во времени и пространстве, выйти из толпы, не выходя из нее, вытянуться колоском на длинном стебельке, подверженном всем невзгодам изменчивой погоды нашей, всегда рискуя оказаться первой жертвой жнеца, традиционно изображаемого в виде старухи с косой в костлявых руках. Вопреки древним заветам, человечество всегда спешило положить на алтарь не первенцев, но первых, будь то костер Джордано Бруно, расстрел Гарсиа Лорки или еще какое-либо схожее деяние: вспоминать можно до бесконечности. Нанося раны себе самому, подобно фанатикам во время шахсей-вахсея, человечество, обливаясь кровью больше, чем потом, продолжало тем не менее двигаться вперед, ибо добровольцев всегда хватало. Однако в последнее время в этом торжественно-кровавом шествии наметился некоторый сбой: мир затоптался, засуетился и вот-вот, потеряв ориентировку ударится в панику, рискуя повторить смрадный ужас Ходынки. И я должен успеть написать, пока еще есть время на то, чтобы хоть раз перечесть написанное и порадоваться за тех, кто не побоялся родиться вторично в самое неподходящее для этого время.
Это не пустословие — это разгон. Я еще помню паровозы, которые гремели, пыхтели, окутывали себя паром и непременно пробуксовывали на месте, прежде чем двинуться в путь. Конечно, современные локомотивы не испытывают нужды в подобном ритуале, но ведь старый, неуклюжий паровоз сам рождал энергию для собственных путешествий, а электричкам она подается со стороны, и мне, честно говоря, куда ближе чумазый мастодонт, ушедший на слом силою собственного пара. Прогресс есть всего лишь логарифм возраста человечества, и не следует так уж ликовать, ощущая приближение собственной старости. Итак, подобно старому паровозу, таскавшему и составы из вагонов всех классов, и единообразные демократические теплушки, и бронечудовища, что до сей поры все еще отстаиваются на запасных путях, я начну рассказ с разгона. С того времени, когда Дед еще не был дедом, не знал, что станет им, да и не помышлял об этом, ибо молодым свойственны совсем иные помыслы, нежели те, которые мы додумываем за них.
— Жизнь начинается с любви.
Под старость Дед все чаще склонялся к афоризмам, используя для собственных идей замшелые формы. И, сказав эту фразу, вовсе не думал о зачатии и рождении, а имел в виду, что с того момента, как мужчина начинает понимать, что влюбился, он перестает существовать для себя и стремится жить для других. И все вокруг наполняется смыслом, человек начинает видеть человеков, ощущать их тепло, слышать их стоны и терзаться их тоской. Бессмысленность наполняется смыслом.
— Я испытал звериный восторг бытия, надев военную форму, но постиг ее содержание, когда влюбился, — пояснил он. — Молодость ощущает себя с поверхности.
Тогда он тоже «ощущал себя с поверхности», поскольку был двадцатилетним юнкером пехотного училища ускоренного выпуска. Уже прогремел выстрел в Сараеве, уже эхо этого выстрела материализовалось в рев сотен тысяч орудийных стволов, уже Россия всем своим непомерным телом тяжко ворочалась в кровавом месиве мировой войны, куда плюхнулась с разбега, еле-еле успев объявить всеобщую мобилизацию да ввести сухой закон. А трое юнкеров катались на лодке в городском саду: на носу развалился хитрый черноглазый Лекарев, с веслами управлялся крепкий рыжевато-конопатый тугодум фон Гроссе, а на корме сидел сухощавый, чуть ниже среднего роста синеглазый Леонид Старшов, еще не знающий, что станет Дедом. По собственному признанию, он еще переживал звериный восторг формы, не ведая, что именно с этого дня форма начнет наполняться содержанием, менее чем через полгода переведя его в совершенно иное качество навеки женатого человека.
Случай есть пересечение двух или более причинных рядов, и в то самое осеннее воскресенье по тому самому осеннему пруду плыла еще одна лодка. Крепенькая, хорошенькая, а потому и очень сердитая девушка не очень ловко размахивала веслами, куда с большим усердием слушая стихи, которые читала ей сидевшая на корме чернокосая и темноглазая барышня («Кажется, это был Гумилев, — скажет она спустя семь десятков лет. — Мы все в ту пору чем-то увлекались…») Парк был небольшим, и пруд был небольшим, и мир был таким еще юным, что встретиться в нем было очень трудно, а разминуться еще труднее. Неумолимые причинные ряды упорно стремились друг к другу, случай готовился постучаться в две судьбы одновременно — и постучался, но слишком громко для той воскресно-осенней идиллии: юнкерская лодка врезалась в девичью, барышни вскрикнули, Гумилев упал в воду, но — так, по крайней мере, всегда говорила бабушка — даже не успел намокнуть, поскольку следом за ним бросился юнкер Леонид Старшов. Каким-то чудом он не уткнулся головой в ил, сумел перевернуться, встать на ноги, поймать книгу и с максимальным изяществом протянуть ее испуганной владелице.
— Вот ваша книга, мадемуазель.
С головы его свисали сизые водоросли, донная грязь неторопливо ползла по лицу: юнкер был похож на водяного, но водяного-юнкера, что сразу же отметили обе барышни. Потом с криками и смехом ловили фуражку, потом Леонид залезал в лодку, потом обе лодки поспешно плыли к берегу («Ведь уже холодно, и вы можете простудиться!»), потом пристали и вышли на берег и опять начали хохотать, потому что мокрый Старшов оказался на кого-то похож, но опять — на кого-то очень молодого. И в общем веселье Лекарев счел возможным представиться, а познакомившись с барышнями, тут же представил им своих друзей — сухого и мокрого.
Борис Васильев - Дом, который построил Дед
Борис Васильев - Дом, который построил Дед краткое содержание
Роман «Дом, который построил Дед» знакомит читателей с молодым поколением дворянского рода Олексиных. Судьбой им были уготованы тяжкие испытания: Первая мировая война, отречение государя, революция, Гражданская война… Разлом российской государственности повлек за собой и раскол семьи, заставив ее членов стать по разные стороны баррикад. Но главный герой, с честью пройдя через многие мытарства, до конца остался верен себе, своему долгу и своему Отечеству.
Дом, который построил Дед - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Дом, который построил Дед - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Борис ВасильевПрапорщик Старшов старался две недели, если восторг требует старания. Это были дни и ночи небывалого, немыслимого света и тепла: весна за окнами казалась лишь жалкой копией их страсти. Муж худел и темнел, а жена светлела и светилась и бегала на цыпочках, будто каждое мгновение готовилась улететь: под конец у него вдруг буйно начали расти усы, а ей пришлось срочно перешивать лиф. Каждое утро Варя встречала смехом и щебетанием, в котором было куда больше чувства, чем смысла, а Леонид — пением: именно тогда, в свой медовый полумесяц, он начал петь по утрам и пел всю жизнь, даже в утро собственной смерти.
А потом он уехал. Его провожали всей семьей — генеральской, поскольку родные Леонида жили далеко от города, где сталкиваются лодки на городском пруду. Плакали сестры Оля и Таня, говорил что-то глупое брат Владимир, а хромой генерал и Варя смотрели строго и скорбно, ибо только им открылось вдруг, что поезд, увозящий прапорщика Леонида Старшова, идет не на фронт, а в другую эпоху и что фронт — просто долгая пересадка.
Мнение, будто Россия — страна равнин, есть географическая мистификация, настолько прочно въевшаяся в сознание людей, что ее исповедует поколение за поколением. Мы, русские, охотно поддерживаем это всеобщее заблуждение из чувства патриотизма, поскольку лишь нам одним ведомо, что страна наша состоит из бесчисленного количества изломанных хребтов, вывернутых скул, вывихнутых рук, вырванных ребер, а выбитых зубов уж и просто не счесть: они засеяли всю Русь, от финских хладных скал до пламенной Колхиды. Об эти зубы тупятся стальные лемеха на самых тучных черноземах, а поезда, скользящие по гладким рельсам, вдруг ни с того ни с сего начинают подпрыгивать и трястись, наехав на очередной череп, позвонок или забытый осколок сердца. Мы обладатели самых разухабистых дорог в мире, будь то в августовской пылище, февральских снегах, весеннем разливе или осенней грязюке; доехать до нас никто не может, да и мы сами с огромным трудом добираемся до заграничных задворок, и всегда только с благословения начальства.
И тем не менее уж какое столетие с грохотом, звоном и стоном мчатся по Руси поезда. Они взяли разгон задолго до изобретения самого первого рельса, и в этом нет ничего фантастического, если вспомнить слова незабвенного штабс-капитана Лебядкина, что Россия есть игра природы, но не ума. Ее и впрямь никаким умом не понять и никаким аршином не измерить, и чудо не в том, что поезда ее сорвались с тормозов по совершеннейшему бездорожью, а в том, что они никогда не достигнут станции назначения. В этом есть нечто мистическое, чего объяснить я не берусь, но твердо убежден, что никто из моих соотечественников не сомневается в этой чертовщине с момента своего рождения. Да, перед нами и вправду расступаются страны и народы, глядя на нас с изумлением, и мы глядим на них с изумлением, думая при этом: как же, должно быть, уютно никуда не мчаться, не ютиться в общих вагонах, не жевать всю дорогу засохшие бутерброды и не созерцать с утра и до вечера непреклонные физиономии вагонных проводников, считающих себя пастырями только на том основании, что едут они в служебных купе. И тогда, в пятнадцатом, поезд мчал прапорщиков Старшова, Лекарева и фон Гроссе к месту столкновения с историей Государства Российского. Они начали свой жизненный путь в одном составе, но двоим причудливая судьба уготовила множество пересадок, а всем троим — множество встреч. Это было то редчайшее время, когда параллельные прямые пересекались в реальном пространстве и в реальной конечности, вопреки всем Евклидовым постулатам. Друзья покидали Леонида первыми, поодиночке высаживаясь на неизвестных станциях и растворяясь среди серых шинелей в столь же серой неизвестности: сначала Лекарев, сердито ткнувший кулаком в грудь и постаравшийся вовремя отвернуться; потом фон Гроссе, долго, преданно и больно тискавший Леонида. Но места их не оставались пусты: тотчас же появлялся кто-то другой, то ли по своей, то ли по чужой воле ехавший в ту же сторону. А потом пришел черед и Леонида Старшова: поезд изрыгнул его на полустанке и исчез, разбрасывая дымы и искры, а прапорщик, подоткнув шинель под ремень, запрыгал по весенней грязи навстречу собственной судьбе. Она предстала перед ним в виде полуроты усталых, грязных, угрюмых солдат, которых прапорщику надлежало довести до позиций. Он довел их не только до окопов, но и до верного берега, что в те времена значило больше, чем спасение жизни. Путь от окопов пятнадцатого до митингов семнадцатого определил всю дальнейшую жизнь как его самого, так и его семьи, явившись тем фундаментом, на котором через три десятка лет он начал строить собственный Дом в прямом смысле слова.
— Мне довелось уцелеть, потому что я начал войну влюбленным, — сказал он за полгода до смерти младшему сыну, единственному существу, которому доверял. — На фронте офицер либо любит собственную карьеру — и тогда не щадит собственных солдат; либо себя самого — и тогда прячется за солдатские спины. А я любил твою матушку и больше всего на свете боялся, что она сочтет меня недостойным.
Сегодня мы назвали бы это заслуженным солдатским авторитетом. Но Дед не очень-то жаловал подобные понятия, несмотря на пристрастие к замшелым формам. Может быть, потому, что авторитеты столько раз за его службу меняли окраску а заряд — с плюса на минус и с минуса на плюс, что он ощущал оскомину от самого слова.
— Все началось с журнала «Природа и люди». Когда мои друзья приехали на свои станции, в поезде началась скука смертная. В карты я умел только проигрывать, на попойки всегда недоставало денег, и я выпросил у попутчика журнал. И читал его с уважением и простодушием, и ты всегда поступай так, когда будешь читать научно-популярную литературу. Ибо ничто так не облегчает жизнь, как вера в наипростейшие способы ее спасения.
В поезде прапорщик Старшов с особым вниманием читал статью о применении германцами первых газов на Западном фронте. Это был бесхитростный хлор, от которого, как уверяла статья, так просто было бы спастись, если бы французы вовремя подписались на журнал «Природа и люди». Но они не подписались, и смерть их оказалась мучительной, а агония — долгой. И прапорщик, подпрыгивая на второй полке, люто негодовал, не подозревая, что ему самому уготована мучительная смерть от удушья с еще более мучительной агонией.
Негодуя, мы запоминаем лучше, чем любя: не знаю, это всеобщее свойство или индивидуальное, дарованное от природы Леониду Старшову. Он все время думал об этой адской тевтонской выдумке; он про себя произносил горячие филиппики с требованием навсегда запретить столь варварское оружие: он во сне видел ползущие на него клубы желтого дыма и задыхался, репетируя собственную смерть. А наутро заново перечитал статью «Ядовитые газы — новое злодеяние германцев».
Борис Васильев - Дом, который построил Дед
Борис Васильев - Дом, который построил Дед краткое содержание
Роман «Дом, который построил Дед» знакомит читателей с молодым поколением дворянского рода Олексиных. Судьбой им были уготованы тяжкие испытания: Первая мировая война, отречение государя, революция, Гражданская война… Разлом российской государственности повлек за собой и раскол семьи, заставив ее членов стать по разные стороны баррикад. Но главный герой, с честью пройдя через многие мытарства, до конца остался верен себе, своему долгу и своему Отечеству.
Дом, который построил Дед - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Дом, который построил Дед - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Борис Васильев— Вот ваша книга, мадемуазель.
С головы его свисали сизые водоросли, донная грязь неторопливо ползла по лицу: юнкер был похож на водяного, но водяного-юнкера, что сразу же отметили обе барышни. Потом с криками и смехом ловили фуражку, потом Леонид залезал в лодку, потом обе лодки поспешно плыли к берегу («Ведь уже холодно, и вы можете простудиться!»), потом пристали и вышли на берег и опять начали хохотать, потому что мокрый Старшов оказался на кого-то похож, но опять — на кого-то очень молодого. И в общем веселье Лекарев счел возможным представиться, а познакомившись с барышнями, тут же представил им своих друзей — сухого и мокрого.
— Варвара Николаевна Олексина.
Спустя пять месяцев они обвенчались. Дед пребывал уже в прапорщиках, а бабка, естественно, в белом платье, которое ей суждено было надеть еще раз в ожидании расстрела. Но до того она успела родить, чуть располнеть, и платье треснуло по шву, когда гаркнули: «Первая десятка, к исполнению!», подруги по камере кое-как закололи лопнувший шов. А кума, входившая в туже «первую десятку», сказала: «Умирать надо красивой, Варенька…»
Впрочем, тогда ничего еще не трещало, мундир был чист как причастие, в погонах отражалась солнечная надежда, и прапорщик Старшов сдержанно радовался первому кирпичу, заложенному им в основание собственного дома. Правда, радость была несколько омрачена тестем, отставным генерал-майором, возвратившимся с русско-японской войны с тяжелым ранением и весьма ворчливым характером. То ли по чистой случайности, то ли по стечениям обстоятельств, а только из довольно обширной родни генерала никто так и не пожаловал на свадьбу его средней дочери. Ни ее крестная мать, вдовая миллионерша Варвара Ивановна, живущая в подмосковном городишке, сплошь заселенном рабочими и работницами ее ткацких фабрик. Ни сановный братец Федор Иванович, свитский генерал и кавалер российских орденов, уж много лет проживавший в Петер… виноват, велено теперь говорить: Петрограде. Так вот, в Петрограде, поближе к государю: он, Федор, был любимцем покойного царя Александра III, но и сын тоже не обделял его своим высочайшим вниманием, глянув сквозь пальцы даже на демонстративную выходку младшей дочери Федора Ивановича Ольги, сбежавшей в Сибирь вослед осужденному на каторгу возлюбленному, будто новоявленная княгиня Трубецкая. Не явился, заметьте, и старший брат Василий Иванович, когда-то учивший детей графа Льва Николаевича Толстого, а ныне доживающий свой век в Казани верным адептом своего великого друга. Не пожаловала и младшая, Надежда Ивановна, ныне Вологодова, проживающая в Москве с детьми (слава Богу, хорошие, говорят, дети!) и весьма даже важным супругом. Этакий Каренин, знаете ли… Да что там перечислять, когда даже ближайший сосед и брат, уволенный с государственной службы по личному прошению, Иван Иванович, живший одиноко в фамильном имении Высокое, тоже, так сказать, не соизволил, не почтил, так сказать. Н-да. И никто не почтил, изволите ли видеть. И выкручивайся перед этими… поспешно испеченными прапорщиками военного лихолетья. Обидно. Нестерпимо. И генерал в сердцах объявил свадьбу возмутительно поспешной, но поскольку дочерей у него было, как у чеховского Прозорова, жена скончалась год назад, а Варвара (средняя) выходила замуж первой, то до венчания он ворчал про себя. Тем более что за свадебным столом больше всех говорил черноглазый, длинный и хитрый прапорщик Лекарев, новенький, как пятиалтынный.
— И еще раз — за любовь, господа! Ах, любовь, любовь, недосягаемая мечта и недосягаемое счастье горемычных окопных офицеров…
Он считал себя окопником с момента получения личного оружия, столь эффектно оттягивающего еще не успевшую пропотеть портупею. При этом он не сводил томных глаз с сердитой подружки невесты, которую звали Сусанной, и вздыхал. Громко. Второй представитель жениха прапорщик фон Гроссе молчал, но веснушки его стали еще крупнее и еще краснее, потому что он уж точно знал, что Сусанна нравится ему куда больше, чем этому болтуну Лекареву. Все эти взгляды и вздохи вызывали подчеркнуто веселый смех у родных сестер невесты Оли и Тани (брат Владимир старался казаться солидным и в смехе участия не принимал). При столь однобоком оживлении жених Леонид Старшов счел своевременным разыскать невесть куда исчезнувшего тестя. И разыскал…
— Коли рассчитываете на протекцию, то оной я не оказывал, не оказываю и не буду оказывать никому и никогда. Так-с!
— Это прекрасный пример для меня, — тотчас же откликнулся молодой супруг. — Я женился на вашей дочери только потому, что рассчитываю на полагающийся мне свадебный отпуск. Лучше две недели нежиться в кровати с генеральской дочкой, чем валяться в окопах с вшивой солдатней.
Генерал секунду моргал, а потом хрипло расхохотался, задирая бороду а ля Александр III. После ранения он лишился ноги, приобрел нервный тик и избегал застолий. Поздравив молодых, тут же удалился в свой кабинет, заполненный книгами, табачным дымом и изнуряющими сожалениями проигравшего войну полководца. Совесть ныла сильнее искалеченной ноги, но он жаловался на ногу и глушил боль водкой.
— И эту войну мы проиграем к чертям собачьим. — Он налил зятю водки, которую втридорога заказывал в ресторанах, так как в нормальных лавках продажа ее была запрещена в связи с военными действиями; это донельзя перенапрягало семейный бюджет, поскольку все — сын, три дочери, прислуга и он сам — жили на отставной генеральский пенсион. — Победа достается тому народу, у которого судьба между жизнью и смертью ставит знак равенства. Надо не только хотеть убивать, но и хотеть умирать, и последнее для победы важнее.
— Я хочу жить, — улыбнулся прапорщик — Любить вашу дочь и время от времени дарить вам внуков.
— Бедная Россия, до чего же ты быстро состарилась. — Генерал хлопнул изрядную толику водки и пожевал собственную бороду. — Ты думаешь, Леонид, зазнайство — признак молодости? Зазнайство — признак дряхлости: когда мы были юны, мы уважали силу шведов и восторгались гением Наполеона. А потом стали вопить, что закидаем япошек шапками, и получили Мукден и Цусиму. И в этой войне мы получим и Мукден, и Цусиму, и что-нибудь еще обиднее, но ты постарайся оставить мне внука, прежде чем тебя убьют.
Прапорщик Старшов старался две недели, если восторг требует старания. Это были дни и ночи небывалого, немыслимого света и тепла: весна за окнами казалась лишь жалкой копией их страсти. Муж худел и темнел, а жена светлела и светилась и бегала на цыпочках, будто каждое мгновение готовилась улететь: под конец у него вдруг буйно начали расти усы, а ей пришлось срочно перешивать лиф. Каждое утро Варя встречала смехом и щебетанием, в котором было куда больше чувства, чем смысла, а Леонид — пением: именно тогда, в свой медовый полумесяц, он начал петь по утрам и пел всю жизнь, даже в утро собственной смерти.
Дом, который построил Дед
"Дом, который построил Дед", это - четвертая часть из серии "Олексины", которая рассказывает о разных поколениях дворянской семьи. Книга попала ко мне случайно, но теперь плотно обосновалась в мире моих любимых произведений. Действие происходит в сложный и страшный период падения Российской Империи, отречения царя, революции, гражданской войны. Признаться, я была приятно удивлена позицией автора относительно революции и большевиков у власти. Вот замечательная цитата:
"Люди делятся на три категории, не по племени и не по вере, а только по внутренней цели. Четверть из них мечтает о новом доме и строит его. Другая четверть жаждет сохранить старый и его защищает. А большая половина ничего не хочет и ни о чём не мечтает, но при первой же возможности готова спалить старое жилище и влезть в…
31 августа 2014 г. 08:54
Наверняка многие знают по себе этот феномен.Наверняка многие знают по себе этот феномен: вещи, которые нравились в детстве, во взрослом состоянии начинают раздражать. Удивляешься сама себе: как такое вообще можно было любить? Но бывает и по-другому: с каким-то вкусом, или фильмом, или мелодией связаны настолько сильные эмоциональные переживания приятного свойства, что никакой голос разума не может их перешибить. И понимаешь, что это не «высший класс», а наплевать на это. Вот так происходит у меня с Борисом Васильевым. Я зачитывалась им в детстве и ранней юности, и это было настоящее эмоциональное потрясение. Уж что-что, а за струнки человеческой души Васильев умеет дёргать прекрасно. Есть в его книгах пронзительность, надрыв, так что те, кто открытых эмоций боятся, нередко обвиняют его в популизме и спекуляциях. Я явно не была…
Fashion_victim5 мая 2014 г. 08:55
Предпоследняя книга Истории рода Олексиных. И.Предпоследняя книга Истории рода Олексиных. И опять для меня - точное попадание в цель. У меня вообще с Васильевым иначе не бывает, все его книги трогают душу и заставляют много размышлять.
Знаешь, каждый год имеет свой собственный девиз: можно было бы попытаться составить календарь из девизов на манер восточного из животных. Ну, к примеру, год Великого Голода, год Великого Перелома или год Победы и так далее. Так вот, семнадцатый вошел в историю под девизом «Цель оправдывает средства».
Страшный год, страшное время. Катится под откос все, что казалось когда-то вечным, незыблемым. И в этой свистопляске нужно как-то решить для себя, где найти место в этой системе координат. А как делать это, когда все перевернулось с ног на голову? Что будет важнее: офицерский долг, необходимость защитить…
8 января 2014 г. 14:55
До прочтения этой книги я была уверена, что.До прочтения этой книги я была уверена, что Васильев писал исключительно о Второй мировой войне и только благодаря флэшмобу 2013 для меня открылась новая грань его творчества, о которой я совершенно не подозревала, и которая могла бы так и остаться мне неизвестной, если бы не совет в игре. Книга моментально попала в любимые и сейчас я могу сказать, что мое участие во флэшмобе стоило того хотя бы благодаря этой книге.
С самого начала складывалось впечатление, что Васильев пишет роман не о каких-то отвлеченных, выдуманных им персонажах, а о своих самых близких, родных людях, а самое главное - о настоящих людях, которые жили и страдали в одну из самых тяжелых эпох для России. Они реальны настолько, что их судьбой невозможно не проникнуться. Этот роман - живая, дышащая, кровавая и темная…
15 апреля 2014 г. 22:33
Борис Васильев один из моих любимых писателей.Борис Васильев один из моих любимых писателей, да простит он меня, но эта книга мне не понравилась. я мучилась с ней больше месяца, надеясь, каждый раз беря ее в руки, что вот-вот, сегодня станет интересно, но этого не произошло. Прочитала больше половины и отступилась. Ну, не все коту масленица!
7 сентября 2013 г. 17:55
Какая же это мощная, честная, широкая книга.Какая же это мощная, честная, широкая книга! Какой же силой, гордостью, внутренней свободой веет от неё. Это книга про Россию и для России. Эта книга о самой сложной, противоречивой странице нашей истории — о Гражданской войне и революции. Период, про который невозможно написать объективно: у каждого тут своя правда. Просто надо было жить и оставаться человеком при любых обстоятельствах. Горькая повесть. И такая настоящая. Васильев — мастер. Каждое его слово — огнём по сердцу. Но и не читать невозможно, потому что это преступление проходить мимо таких книг! Как же надо любить нашу многострадальную Родину, чтобы так о ней писать! Преклоняюсь перед талантом.
В рамках годового флэшмоба 2013. Бонусный совет.
Викуся ( be-free ), и ещё раз огромное спасибо! Все советы достигли своей цели. За-ме-ча-тель-но.
5 апреля 2013 г. 16:58
— Здесь все случайно, — сказал тот, из темноты.— Здесь все случайно, — сказал тот, из темноты. — Эпоха пересечения случайных рядов.
Есть темы, о которых я читать не люблю. Революция и гражданская война из их числа. Только это послужило фактору, немного снизившему общую оценку книги. У меня нет других претензий к автору. Да и можно ли это считать претензией? Это всего лишь мое отношение к историческому периоду. Вот за что ценю Васильева – за его кажущуюся легкость при раскрытии серьезных и глубоких тем.
Этот роман еще один из череды тех, что рассказывают о нескольких поколениях семьи Олексиных. Удивительны судьбы главных героев в обстановке эпохи. Такие персоны, как Ленин, Чернов, Троцкий, Бонч-Бруевич, Дыбенко, Железняк – все эти лица на фоне событий 1917 года, отречения Николая II, Учредительного собрания, на фоне революций и…
12 мая 2012 г. 11:27
Ах, Россия-матушка, сколько же испытаний выпало.Ах, Россия-матушка, сколько же испытаний выпало на твой, не такой уж и долгий, век! Сколько горя ты натерпелась и от своих и от чужих. Уж такая доля твоя, видимо, быть мученицей. И несешь ты свой крест, высоко подняв голову. Слава тебе, Отчизна моя!
Одной из самых трагичных страниц нашей истории я считаю Революцию и Гражданскую войну. Это было поистине практически неуправляемое всеобщее сумасшествие без малейших гарантий, с грошовой человеческой жизнью, без уверенности в лучшем друге и даже брате. Откровенно говоря, я никогда особо не задумывалась о тех временах, принимая исторические события как данность, но без души. Васильев же заставил прожить весь ужас того поколения, разделить с ним необратимость страшного водоворота событий, раскидывающего родных и близких людей по разные стороны баррикад, дорога из которых ведет только на погост. И это не говоря о том, что еще через двадцать лет всех выживших раннее ждала Вторая Мировая.
24 декабря 2011 г. 22:38
Флэшмоб-2011. За совет огромное спасибо.Флэшмоб-2011. За совет огромное спасибо margo000
-Вот!- вдруг воскликнул генерал.- Мы- прилагательное, в этом вся суть! Все остальные- англичанин, француз, итальянец, даже германец - существительные, существующие сами по себе. А мы - прилагательные. Русский-то есть принадлежащий России. Принадлежащий империи. Мы- прилагательные к Российской державе. Это - судьба.
Давно я не читала книги, о которой с такой уверенностью могла бы сказать, что книга эта- о России. Не как о месте действия, конечно, а именно о стране, о людях, которые всю свою жизнь ‘’принадлежали империи’’, а после революции неожиданно осознали свою принадлежность к какой-то совсем новой, незнакомой стране. Каждый русский во время революции и Гражданской войны чувствовал себя (пусть даже поневоле) неразрывно связанным с…
Рецензия на книгу «Дом, который построил дед»
"Дом, который построил дед" и "Вам привет от бабы Леры" - романы из знаменитой автобиографической "саги об Олексиных", семье дворян, пронесших любовь к Родине через века.
Это рассказ о судьбе молодого поколения Олексиных и история жизни последней представительницы этого старинного дворянского рода Калерии Викентьевны, в судьбе которой отразились все испытания, выпавшие на долю России в XX веке. Показать
Дом начинается с любви
Пожалуй, нет дороже мечты у человека, чем мечта о доме. Мечта одна, но идём мы к ней разными путями. Как же прошагал Дед Б. Васильева к своему дому? Читая роман «Дом, который построил Дед», невольно ловишь себя на мысли о том, каким же этот дом будет? или Дом? Пока что зримо описывается дом Олексиных. Дед (двадцатилетний прапорщик) вступает в этот дом мужем Вареньки Олексиной.
Разрастается семейство Олексиных. Новому поколению Олексиных, вплотную приблизившемуся к началу рода Васильевых, достались самые трудные времена. Всё так же не утихают споры о службе военной и общественной, по разным дорогам разбегается молодёжь. Но если раньше это не угрожало целостности семейства и страны, то теперь малейшая ошибка ведёт к распаду – и рода и родины. Да и то сказать, что события эти – Первая мировая, Революция и Гражданская война – были испытанием не для хлипких духом.
Как будто ничего ещё не предвещает отклонений от накатанных домашних традиций. Каждый ловит свою удачу, свою любовь. Кто-то запутался в сетях неблагодарного коварства, кто-то не попрощавшись выскальзывает за порог дома. А кому-то судьба нежно улыбается застенчивой, но надёжной любовью. И тогда кто-то из Олексиных обретает счастье, а у кого-то разбиваются все надежды. Ах, если бы это были просто человеческие неудачи, которые могут настигнуть каждого. Так нет, потихоньку начинают трещать устои дома. И в этом столько страстей и горестей, что хочется сбежать от них. Так и делает генерал Николай Олексин, спасая младшую дочь Татьяну от позора случайной беременности. Он отправляет её в имение одинокой тётушки, которая, как говорится, родственница – седьмая вода на киселе, но очень близкая, а далее перебирается и сам. Жизнь неожиданно наградила покоем, подарив всем тепло и искреннюю любовь.
Да только время не пригодно для тщетно честолюбивых надежд. Оно не гарантирует стабильности даже тем, кто готов по каждому зову менять свои взгляды, убеждения, и даже тем, кто готов добровольно под расписку отдать свой дом с глубоким подвалом и железными воротами. Хотя отдельным, проявившим особую ораторскую гибкость и лицемерный расчёт, оно помогает уцелеть и даже неплохо устроиться. Но как мало во всём этом любви, а ведь «жизнь начинается с любви» - так считает Леонид и уверен, что «что любовь доказывается только делами, только поступками и решительно ничем иным». Любовь – это преданность любимой женщине, честное и профессиональное отношение к своему делу, верность долгу и своему дому. Вот только фундамент для дома не сваи и кирпичная кладка. Фундамент надёжности дома – это безопасная жизнь в стране, защищающей своих граждан. И только этим руководствуется прапорщик Старшов, который прямо со свадьбы оказывается в окопах Первой мировой.
Как просто и понятно, зачем он здесь, на фронте. Враг видим, и его притязания не приемлемы. Дом нуждается в защите. И как командир роты он стремится подготовить солдат к боям и уберечь их. В первом же бою он, не растерявшись, выводит свою роту из атаки, в которой немцы применили хлор, и возвращается за четырьмя оставшимися в карауле солдатами. Это могло стоить ему жизни, но обошлось длительным лечением в госпитале и навечно оставшимся кашлем. Да и, конечно, благодарностью и уважением спасённых солдат.
А вот дальше жизнь не щадила его. Ему приходилось доказывать свою принципиальность и честность ценой страшных кульбитов на грани жизни и смерти. «Из всякой человеческой жизни можно сделать роман, но — из жизни, а не из существования». И это была достойная жизнь человека, который точно знал, что он сделает всё, чтобы построить свой Дом. Во время Первой мировой, Революции и Гражданской войны Леонид Старшов создавал фундамент, а во время Великой Отечественной войны защищал Дом – своё Отечество. Три ипостаси: царский офицер, командир Красной Армии и советский офицер ужились в нём, сцементированные чувством любви к своему Дому. А каким было жилище у офицера, хорошо известно – казённые квартиры по месту службы.
Читается роман как приключенческое произведение. Моменты предательства и зависти, самоотверженности и безрассудства, анархической неразберихи создают острые конфликты и заставляют изрядно поволноваться. Внутренние распри в самом семействе Олексиных, их реакция на события времени выписаны в нестандартных характерах и в то же время наполнены всеми чертами типов своего времени. Автор остаётся верен себе в отборе материала, в стремлении ничего не умалить и не преувеличить в фактических данных. Сдержанно и корректно рассказывается о боевых столкновениях белых и красных, что не может не вызывать уважения к автору. Нет излишнего нагнетания в пользу одних или других. Жизнь такова, какой она может быть разные времена, но главным остаётся сохранить свой Дом и не потерять любви к нему.
Дом который построил дед краткое содержание
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 276 709
- КНИГИ 652 186
- СЕРИИ 24 908
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 610 131
ЛитМир - Электронная Библиотека > Васильев Борис Львович > Дом, который построил Дед
Добавить похожую книгу
Дом, который построил Дед
Количество страниц: 83
Язык книги: Русский
Язык оригинальной книги: Русский
Название печатной книги: Васильев Б.Л. Дом, который построил Дед: роман / Борис Васильев
Издатель: Вагриус
Город печати: Москва
Год печати: 2005
Роман «Дом, который построил Дед» знакомит читателей с молодым поколением дворянского рода Олексиных. Судьбой им были уготованы тяжкие испытания: Первая мировая война, отречение государя, революция, Гражданская война… Разлом российской государственности повлек за собой и раскол семьи, заставив ее членов стать по разные стороны баррикад. Но главный герой, с честью пройдя через многие мытарства, до конца остался верен себе, своему долгу и своему Отечеству.
Читайте также: